ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ МАЙ (ДВЕ НЕДЕЛИ РЯДОМ С МОНСТРОМ)

«Коли зоря Полин рудим робила ліс,
Ми стали, як один, ми стали в повний зріст,
І ліс перемогли!…
Хоч в пишноцвіті літ себе не вберегли,
Бо врятували світ!» (В. Шовкошитний)

В жизни каждого поколения были свои трагикогероические вехи.

Первая мировая война, гражданская война, коллективизация, голодомор, вторая мировая война, «целина», БАМ, «Афганская война», гибель СССР. 1986 год пополнил перечень катастроф планетарного масштаба 20 века и вошёл в историю под именем Чернобыльской атомной катастрофы. Это далеко не полный перечень эпохальных событий 20 века для моих бывших и нынешних соотечественников. От старшего поколения нам приходилось слышать: «это было ещё до войны, а это после войны». Авария на Чернобыльской АЭС внесла свои коррективы в историческое наследие человечества, поделив время на дочернобыльское и постчернобыльское.

Для меня тот исторический год начался и завершился очень удачно. Он имел все основания претендовать на звание позитивного гранд-года первой половины моей жизни, если бы не Чернобыльская катастрофа.

Уже в феврале моей семье посчастливилось получить 2-х комнатную квартиру в городе Белая Церковь, что в 80 км южнее Киева. Рядом, служба, живописный дендропарк «Александрия», река Рось, рынок, магазины, детсадик для маленьких 2-х и 3-х летних дочерей и другие блага довольно крупного двухсоттысячного города. Мама и родители супруги тоже жили на Украине в Луганской области, что для СССР было просто рядом. О таком мечтали многие военнослужащие, скитаясь по захолустьям громадной страны и зарубежья преимущественно по общежитиям, съёмным квартирам и баракам. Осваивали новое жилье жена Наталья и маленькие дочурки Светлана и Маргарита. Меня полностью поглощала служба. Полигоны, стрельбы, наряды, командировки и тому подобное. Обычные будни пехотного офицера – старшего лейтенанта заместителя командира мотострелковой роты по политической части. Конец года тоже был успешным. Командование заметило моё трудолюбие. В декабре 1986 году назначило на вышестоящую должность – заместителем командира батальона. Мне шёл 25 год — впереди вся ЖИЗНЬ.

Но между этими светлыми личными событиями случилось то, что теперь известно всему миру под названием авария на Чернобыльской АЭС. 26 апреля 1986 года запомнилось тёплой весеннее погодой и напряжённой тревогой, которая непостижимым образом пронизывала сознание. Переступив контрольно-пропускной пункт (КПП), так называемой 5-й площадки, по напряжённым взглядам сослуживцев и многозначительной таинственности командования части ощущалось, что случилось некое грандиозное, доселе невиданное бедствие. За забором части обычная городская суета. Весна. Город расцветал. Но что-то было не так. Мы, военные сразу ощущали степень опасности подобного рода нештатных ситуаций. Часть жила обычной жизнью. В субботу всегда проводились парко-хозяйственные дни. Говоря простым языком, наводился везде порядок, личный состав посещал баню.

Слухи были самые невероятные и противоречивые: о разрушениях, радиоактивном заражении, героизме пожарных, эвакуации и количестве жертв. Источники информации – иностранные радиостанции. Официально о трагедии стало известно только через несколько дней. Но уже к исходу 26 апреля с части в район ЧАЭС убыли специалисты химзащиты и связисты.

Предполагалось, что меня пехотинца вряд ли привлекут для борьбы с мятежным атомом. Полк планомерно занимался боевой подготовкой. Ладно, подумал я, хоть с моими малышками погощу. Всего неделя прошла, как я прибыл с очередной полуторамесячной командировки с ракетного полигона «Капустин яр». Авантюризмом я уже не страдал, рождение дочерей погасило это природное мальчишеское чувство. Но на подсознании допускал возможность своего участия в этих событиях. Видимо сказывались результаты системного советского патриотического воспитания, да и любопытство подогревало интерес к участию в чём-то грандиозном, подавляя чувство опасности. Мои однокурсники прошли Афганистан. Меня же эта участь миновала. Приказ командующего Киевским округом о моей отправке в Афганистан по неизвестным причинам был отменен. Этот зигзаг судьбы отражён в личном деле. Возможно, в связи с рождением второй дочери Маргариты. Но подарками судьба обычно не разбрасывается. Значит, пришёл мой черёд – не Афганистан так Чернобыль. Всё справедливо.

Майская демонстрация, велогонка в Киеве, очередная победа Киевского «Динамо» в финале Кубка кубков и возрождение надежды на достойное участие сборной на предстоящем чемпионате мира по футболу в Мексике, но прежде всего, армейские будни несколько отвлекали от беды, информацию о которой упорно фильтровала советская цензура.

День, когда я узнал о командировке в зону ЧАЭС, запомнился навсегда, так как, во-первых: совпал с семейной датой — 10 мая 1986 года исполнилось три годика моей старшей дочери Светлане, а во-вторых: я снова внепланово заступил начальником караула. Семейный праздник не состоялся. Начальник караула – это обязанность командира взвода, а не заместителя командира роты. Но кадровых взводных не хватало, а так называемые, лейтенанты-«пиджаки», заполнившие вакансии по окончании гражданских вузов, к выполнению боевой задачи в карауле были не всегда готовы.

Около 21.00 мне в караул позвонил заместитель командира полка по политической части майор Павлюк. Он сказал: «Тебя сейчас сменит помощник дежурного по полку. Сейчас отдыхать, а завтра с утра вместе с новым командиром принимаете людей из запаса, формируете пожарную роту и совершаете марш в зону ЧАЭС. Я знаю, что ты недавно вернулся с полигона, но других политработников у нас нет». Я ответил кратко «Есть». Я знал, что мой коллега по должности капитан Мари уже убыл в Чернобыль, а остальные «отогревались» в горячих точках в Афганистане».

Расставание с семьей было кратким. Жены военных обычно не создают излишней нервозности. Мои малютки, к счастью, ещё мало, что понимали. Родителей не принято беспокоить по пустякам. С утра 11.05.1986 года я, загрузив в дежурную машину телевизор, радиоприёмник, боевые листки и газеты, отправился в соседнюю воинскую часть, так называемую 7 площадку. Там с первых дней катастрофы действовал пересыльный пункт для отправки личного состава и техники для ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.

Пожарными, как известно, не рождаются. Таковым мне предстояло ещё стать, а с психологией солдатской души я ухе познакомился на практике. Почти три года, по окончании Новосибирского училища (НВВПОУ), служил в развёрнутых частях. Собственно для поддержания высокого морального духа и дисциплины и существуют подобные должности, как бы их не именовали, во всех армиях мира.

Целый день я с новыми подчиненными проводил индивидуальные беседы. Рота была укомплектована преимущественно призванными с запаса военнообязанными. Солдат срочной службы было человек десять. Это были водители пожарных машин молодые ребята 18-20 лет. Остальные, около пятидесяти человек преимущественно специалисты пожарные, так называемые «партизаны», в возрасте от 21 до 40 лет. Многие уже обросли щетиной, так как были ночью в спешном порядке работниками военкоматов доставлены на пересыльный пункт. В суматохе было не до туалетных принадлежностей. О деньгах они тоже не вспомнили. Командир роты прибыл с Новомосковска, один командир взводов с Москвы, другой с Киева. Все специалисты пожарные. Вспомнил фамилию только взводного-москвича Андрея Чернова. Солдаты призваны — с Кривого рога, Гостомеля и других, в основном с Украины, городов и сёл.

С 18 часов до 23 часов вечера 11.05.1986 года вновь сформированная 137 отдельная пожарная рота, совершив марш по маршруту: г. Белая Церковь- г. Киев – с. Ораное, прибыла в район дислокации 25 бригады химзащиты. Переночевали в наспех приспособленных условиях. Усталость не позволила размышлять об опасности.

12.05. 1986 года. День первый. Полевой лагерь 25 бригады химзащиты у села Ораное. Осмотрелись. Весна брала своё. Природа благоухала. Солнце пекло уже по-летнему. Полесье: рощи, поляны, луга, поля. Красота достойная кисти мастера. Но в этом и заключается коварство мятежного атома. Люди теряли бдительность, вольно или невольно пренебрегая правилами поведения при радиационной опасности. Приходилось постоянно призывать к порядку, пока не привыкнут, что безобидные, привычные вещи теперь таят опасность. Опасность была рядом. В небе барражировали вертолёты, сбрасывая на полыхающий реактор различные вещества. По трассе сновали бетоновозы для создания бетонной подушки, чтобы предотвратить взрыв от соприкосновения раскалённого реактора с водой, накопившейся в шахте под реактором, если он самопроизвольно начнёт опускаться. Дороги постоянно поливали водой, борясь с радиоактивной пылью. так как реактор снова выдохнул порцию радиации. Мы все приняли йодистый калий предохраняющий организм от поражения радиоактивным йодом. Радиационный фон в лагере был в пределах нормы. Но кое-кто всё же носил респираторы и маски-лепестки рискуя стать объектами насмешек беспечных бывалых коллег.

img003Все мы получили индивидуальные дозиметры ИД-11. У меня оказался ещё один дозиметр. Он остался от солдата, который к концу дня был отправлен домой, якобы по семейным обстоятельствам. Хотя нам было известно, что им интересовались контрразведчики-особисты. Свой дозиметр я хранил в нагрудном кармане, а второй я привязал к петле сапога и опустил в голенище. Будет контрольным, решил я. Проверку практикой они выдержали. Особенность этих дозиметров состояла в том, что ИД-11 показывали дозу облучения только после накопления 10 рентген — с 11 рентген.

img002Один из офицеров роты, в том числе, и я периодически собирали дозиметры и в штабе бригады на специальном оборудовании снимали данные для внесения в карточку доз облучения. Но пока ИД -11 накопляли дозы облучения, учёт доз вёлся по формуле: уровень радиации на конкретной местности умножался на время пребывания. Такой учёт был далёк от совершенства. Предельная доза облучения установлена на уровне 25 рентген. У большинства было желание скорее получить указанную дозу, чтобы вернуться домой.

День посвятили оборудованию полевого лагеря. Поразила слаженность и скорость, с которой вчерашние гражданские люди незнакомые друг другу уверенно ставили палатки, оборудовали скромный полевой солдатский быт. Этим умудрённые житейским опытом «партизаны» выгодно отличались от «срочников». «Партизаны», заросшие трёхдневной щетиной получили туалетные принадлежностями и побрились. Телевизор устанавливать не пришлось, у соседей был в палатке установлен свой. Смотреть его оказалось особо некогда. А вот радиоприёмник пригодился, его слушал в основном наряд по роте. Офицеры представились командованию бригады, изучали обстановку.

13 мая 1986 года. День второй. Рота в составе 12 экипажей впервые отправилась для выполнения задачи по дезактивации одного из населённых пунктов расположенного в пределах 30 км зоны вокруг 4 энергоблока. Названия я не запомнил. Тушение пожаров оказалась для нас второстепенной функцией. Мы шутили, что спать 25 часов в сутки в ожидании пожара нам не светило.

Смесь, которой обрабатывали всю территорию зоны заражения, была очень густой. С ней могли справиться только мощные насосы пожарных машин. Смесь покрывала всю обработанную территорию сплошной плёнкой, которая после высыхания напоминала полиэтилен. Она предназначалась для предохранения грунта от размывания водой и разноски ветром. Май хоть и выдался сухим и жарким, но очень ветреным.

Указанной смесью рота заправлялась в г. Чернобыль на территории «Сельхозтехники» рядом с постоянно ревущим вертолётным аэродромом Её варили в многотонных котлах. Кипяток заливали в пожарные машины. И рота быстро выдвигалась на объект или территорию для сплошного покрытия смесью. Застывшая смесь могла вывести технику из строя. Этих проблем нам удалось избежать.

Безлюдное село очень наглядно демонстрировало зловещие признаки грандиозной катастрофы. Таких тысячи на Украине, Беларуси и России. Заросли уже дотягивались до крыш домов. Угнетающую тишину иногда нарушали домашние животные, уцелевшие без человеческой опеки. Это лишь усугубляло гнетущую обстановку. Поэтому мы старались не входить в пустующие подворья, чтобы не встретить укоризненные взгляды этих, дичающих, бедолаг. Меня поразила кукла, которую ребёнок позабыл во дворе. Я осознал, что она перестала быть игрушкой, превратившись в радиоактивное чудовище, как и всё остальное вокруг, обычное и безобидное на первый взгляд. Требовалось всё переосмысливать. То состояние я ощущаю и сейчас спустя почти 27 лет. Вольготно чувствовали себя лишь дикие птицы. Колоритно выглядели аисты, величаво взирающие на нас с высоты своих роскошных гнёзд.

Краткий перерыв на обед и снова за работу. До конца дня, совершив несколько рейсов, мы обработали всё село. Некоторые глупо бравировали, отказываясь от средств защиты, рискуя своим здоровьем. Раз опасность не чувствуется значит её нет. Одного такого 40 летнего сторонника «страусинной философии» так и не удалось переубедить. Он был уверен в своём богатырском здоровье.

Въехать в зону отчуждения оказалось гораздо проще, чем её покинуть. Нам предстояло пройти несколько постов радиационного контроля. Специфика работы с липкой смесью способствовала накоплению радиоактивной грязи на пожарных рукавах, шинах и обуви. Уровни радиации значительно превышали безопасную норму. Несколько раз всё тщательно отмывали спецсредствами и чистой водой. Бушующий реактор увидеть в тот день не удалось. Вернулись в лагерь уже в сумерках. Ужин и отбой.

14.05.1986 года. День третий. С утра поступил приказ передать нашу роту в состав другой бригады, прибывшей с Ленинграда. Мы свернули лагерь и выдвинулись к месту назначения. Но уже к исходу дня вышестоящее командование, без объяснений, вернуло нас обратно. К отбою успели поставить палатки. День был потерян.

15.05.1986 года. День четвёртый. Свершилось. Рота получила приказ обрабатывать атомную станцию и прилегающую территорию. Нам предстояло вблизи взглянуть на дышащий смертью реактор. Все, вопреки опасности, об этом в глубине души мечтали. Завтрак, команда командира роты: «по машинам!» Полчаса на переезд до г. Чернобыль. Постановка задач. Заправившись смесью во дворе всё той же «сельхозтехники» ротная колонна, повернув перед аэродромом направо, двинулась на станцию. Над головами сновали вертолёты. По дороге попадались бронетранспортёры и полностью покрытая толстыми листами свинца Боевая разведдозорная машина (БРДМ). Свинец надёжно защищал разведчиков от радиации.

Миновав безлюдное село Лелев, мы разглядели над деревьями громадное, длинное, здание. Это череда друг за другом расположенных энергоблоков. Четвёртый — узнали сразу, так как его изображение нам было известно из газет и телевиденья. Полосатая труба блока возвышалась на левом конце здания. Проехав дорогу, ведущую к главному входу на станцию, мы приближались непосредственно к 4 энергоблоку. Слева у дороги возвышалась монументальная надпись «Чернобыльская АЭС им В.И. Ленина». Справа на обочине вдоль дороги валялись матрасы, одеяла, и какие-то домашние пожитки. Видимо, это были следы эвакуации жителей, с расположенного невдалеке, города энергетиков Припять.

Прибыли в заданный квадрат. Это была грузовая железнодорожная станция Вильча. С 250-300 метрового расстояния громадина реактора выглядела ещё внушительней. Над ним весь день кратковременно зависали вертолёты. Неподалёку тяжело ползал всё тот же освинцованный БРДМ, измеряя уровни радиации. На обочинах многочисленных железнодорожных веток громоздились доски, трубы, металлопрокат, кирпич, рубероид, огромные ящики с, какими-то механизмами и агрегатами и тысячи тонн и наименований других ценностей. Всё это богатство нам предстояло обработать спецсмесью. Мы тогда ещё не знали, что все эти материалы, в последующем порыжевший лес, верхний слой грунта, наши машины, как и вся техника на, которой работали ликвидаторы, нашими сменщиками будут захоронены в могильники.

У командира роты были данные об уровнях радиации на местности, которую нам предстояло планомерно обработать. Уровни колебались от нескольких единиц до нескольких сотен рентген. Обработка территории с наименьшими уровнями радиации – это задача первых дней работы. Предполагалось, что понадобится адаптация к экстремальным условиям работы. Но экипажи действовали очень слажено и быстро. Водитель маневрировал автомашиной. Один пожарный работал с насосами у цистерны. Двое остальных разворачивали рукава и управляли норовистым брандсбойтом. 15 — 20 минут хватало, чтобы развернуть оборудование, залить окружающую местность, свернуться и организовано выдвинуться за новой порцией киселеобразного кипятка. Люди понимали, что длительное воздействие радиации губительно для здоровья. Палящее по-летнему солнце изматывало почище, неощутимой физически, радиации. Духота закрытых кабин машин, закупоренные респираторами лица. Пот разъедал глаза, раздражал под респираторами кожу лиц, проступал солёными разводами на застёгнутой на все пуговицы форме. Во рту лёгкое ощущение металлического привкуса. Порывы ветра гоняли радиоактивную пыль. Тень деревьев не спасала. Дождь мог быть тоже радиоактивным. Все мечтали о ночной прохладе.

Выезд из зоны оказался боле утомительным, чем в первый заезд. На одежду, обувь, шины, и более всего, на пожарные рукава налипло радиоактивной грязи, измеряемой уже рентгенами, а не миллирентгенами как ранее. Нашу обувь и технику на постах радиационного контроля и дезактивации тщательно отмывали, прежде чем разрешить убыть в лагерь на отдых. Сумерки застали роту в дороге. У многих уже не оставалось сил от усталости на ужин. Впечатления опустошили морально. Два рейса до обеда, три рейса после обеда и ядерный монстр перед глазами как рекламная заставка. Таков итог дня. Жара слегка отступила лишь с рассветом. Моя карточка учёта доз облучения тоже пополнилась первой строкой: 12.05. — 15.05 доза 4,0 рентгена.

16.05.1986 год. День пятый. Подъём, завтрак. Ротный решил, что офицеры должны водить роту зону по два человека по очереди. Интенсивное облучение командного состава наряду с подчинёнными могло в краткие сроки обезглавить роту. Новое пополнение вместо выбывших облучённых некому будет встречать, водить в курс дел, передавать опыт и вести на задание. Рота убыла на задание под руководством командира роты и одного взводного. Мы с другим командиром взвода остались в лагере. Мне предстояло получить почту, свежие газеты, проконтролировать несение службы дневальными по роте. Появилась возможность привести в порядок форменную одежду. Перестирав форму, я впервые не спеша помылся под краном полевого умывальника. В штабе бригады оказался свободный войсковой прибор химической и радиационной разведки (ВПХРР-3В). Мне разрешили им попользоваться. На то время — это был довольно точный измерительный прибор.

Форма уже высохла. Проверив её на уровень загрязнения радиацией, я понял, что всё придётся уничтожить. Жалко было почти новые глаженые хромовые сапоги. Фоновый (безопасный) уровень превышен был в несколько раз. Доставала тоска по родным. Так день и прошёл. Рота вернулась с зоны снова в сумерках.

17.05.1986 год. День шестой. Роту в зону на работу предстояло вести нам вместе с командиром взвода (кто это был, вспомнить не удалось). После завтрака, командир роты на построении отдал приказ на выдвижение в зону на обработку территории вокруг 4 энергоблока. Экипажи облачились в респираторы и марлевые повязки и заняли места в машинах. Рота двинулась привычным маршрутом: с. Ораное – г. Чернобыль – с. Лелев — 4 энергоблок. Солнце уже припекало. День снова обещал быть ветреным. Через полчаса, преодолев несколько контрольно-пропускных пунктов, рота приступила к заправке спецсмесью.

Я включил дозиметр ВПХРР -3В. Стрелка ожила только в миллирентгенном диапазоне. Уровень радиации на порядок превышал обычный фоновый. Для здоровья людей он не был так опасен как высокие уровни вокруг 4 энергоблока, измеряемые единицами, десятками, сотнями и тысячами рентген. По дороге к реактору я держал ВПХР -3В всё время включённым. По мере приближения к станции колебания стрелки были всё значимее. Местами она отклонялась почти до предела шкалы. Но в промежутке, где дорога проходила между станцией и г. Припятью стрелка зашкалила. Я переключил прибор в рентгеновский диапазон, стрелка подскакивала до десяти рентген. Именно в сторону г. Припяти дул ветер во время разрушения реактора в ночь с 25 на 26 апреля, разнося по земле радиоактивные элементы. Этот участок дороги длинной 350-400 м мы старались преодолевать на повышенной скорости. В этот день рота начала обработку промышленной зоны возле 4 энергоблока — предприятие железобетонных изделий, автогараж, и закончила обрабатывать территорию железнодорожной станции Вильча. Во дворе гаража стояли десятки различных транспортных средств. В одном грузовике Зил-157, затенённом навесом, тускло светились подфарники. Хороший аккумулятор – подумалось тогда мне. С нами в тот день на задание выехал капитан комсомолец со штаба бригады (фамилию не помню). У него был фотоаппарат. У меня сохранились две фотографии нашего экипажа на фоне 4 энергоблока. Мы тогда рискнули приблизится к реактору метров на 50. Уровни радиации были в пределах 5 рентген. В ночь аварии ветер дул именно с этой стороны. Поэтому высокие уровни радиации были на той стороне реактора, куда ветром понесло всё, что выбросило в атмосферу взрывом.

На крыше энергоблока были видны разрушения и нагромождения, каких-то материалов, скорее всего сброшенных на реактор с вертолётов. Верхняя часть стены была тоже со следами разрушений. Внизу стояла брошенная пожарная машина с разбросанными вокруг неё рукавами и обломками железобетонного корпуса реактора. Видимо машина принадлежала одному из тех экипажей, которые ценою здоровья и жизни боролись в ту роковую ночь с огнём. Через минуту мы уже возвращались в Чернобыль за очередной порцией спецсмеси. Без необходимости мы не задерживались в зоне с высоким уровнем радиации.

В тот день мы совершили всего 3 рейса. На заправке возникла очередь. Смесью заправлялись также и другие пожарные подразделения. Изматывала жара. Выезд с зоны был таким же утомительным, как и в прежние дни. Мы правдами и неправдами добивались у дозиметристов, чтобы нас выпустили из зоны. Субботний день подходил к концу. По приезду в лагерь командир роты обрадовал нас известием о предстоящем выходном дне, подменной форме и обуви.

18.05.1986 год. День седьмой. Воскресенье. Подъём на час позже. Первый день отдыха для личного состава за всё время работ. После завтрака командир роты распорядился получить подменную форму одежды. Она была разномастная. Люди примеряли разноцветные куртки, брюки и подбирали обувь. Мне достались серосинего цвета куртка и брюки, из ткани напоминающую джинсовую, и ботинки. Я с облегчением снял хромовые сапоги, ПэШа (полушерстяную полевую форму) и портупею. Было желание избавиться от загрязнённой формы, но в чём потом возвращаться в часть. Пришлось отложить на потом.

Смена одежды была бы полезна с помывкой в бане. Но на этот вопрос командование бригады – ограничивалось обещаниями, сетуя на более важные задачи. В водоёмах купаться запрещалось. Одно утешение — это полевой умывальник. Дождавшись своей очереди, я ополоснулся до пояса. В новой одежде и обуви я мало чем напоминал кадрового военного. Выручала форменная фуражка. Зато было не так жарко. Вид остальных солдат роты тоже потерял строгое армейское единообразие.

После обеда водители во главе с командиром роты отправились на пару часов в парк на обслуживание техники. Остальные занимались по личному плану. Одни подгоняли обмундирование. Другие писали письма. С курилки час от часу раздавался дружный хохот. Это группа солдат, окружив своего сослуживца-художника потешалась над его очередным удачным шаржем или зарисовкой на фривольные темы. В короткие часы отдыха мужчины в такой способ восполняли отсутствие женщин.

При проверке индивидуальных дозиметров впервые большая их часть выдала информацию о персональных дозах облучения, в среднем от 11 до 15 рентген. У нескольких солдат одного экипажа доза облучения превысила допустимую норму. Экипаж оказался на территории с более высоким уровнем радиации. Самыми опасными были куски графита, разлетевшегося на несколько сот метров от реактора при взрыве. Определились некоторые закономерности. Дозы облучения были выше — у пожарных, которые при обработке смесью загрязнённых территорий находились вне пожарных машин и ниже у водителей, пребывающих в кабине. Тонкий металл кабин несколько снижал воздействие проникающей радиации на людей.

Многие были огорчены медленным ростом доз облучения. Ведь только тому кто, перешагнув порог в 25 рентген, открывалась дорога домой. В моей карточке доз облучения по состоянию на 18.05.86 пока значилось 8 рентген .Мой ИД-11 пока доз не показывал. Доставала тоска по родным. Ответов на отправленные родным письма пока не поступило. Так прошёл первый выходной.

19.05.1986 год. День восьмой. Роту в зону на работу повёл командир роты с одним из взводных. Мне предстояло сопроводить четверых солдат получивших запредельные дозы облучения в местный госпиталь на обследование перед отправкой домой. Госпиталь был развёрнут неподалёку в одном из сёл. Их переодели в больничные пижамы и отправили на сдачу анализов. Как в дальнейшем сложилась их судьба неизвестно. По возвращению в лагерь я получил на роту газеты и первые письма солдатам от родных.

Рота в этот день возвратилась из зоны уже затемно, позже, чем когда либо. Оказалось, что дозиметристам на КПП не удалось дезактивировать все пожарные машины. Командир роты принял решение оставить загрязнённую машину в зоне, чтобы не задерживать людей и дать им отдохнуть перед очередным рабочим днём. Но те, кто получил письма из дому, вряд ли сразу уснули. Дозиметры почти у всех солдат и офицеров начали показывать дозы облучения более 10 рентген. Несколько человек, получив более 25 рентген, пополнили список кандидатов на госпитализацию, и возвращение домой, Замена выбившим ожидалась на протяжении ближайших дней.

20.05.1986 год. День девятый. Пришёл снова мой черёд на этот раз с взводным-москвичём Черновым вести роту в зону. Выехало 8 машин. Две машины простаивали в парке, оставшись без переоблучённых и госпитализированных экипажей. Одна машина (цистерна на базе ГАЗ 66) с первого дня оказалась технически не приспособленной к работе со спецсмесью. Ею обычно пользовался командир роты в служебных целях. Девятая машина (5-ти тонный, трёхосный дизельный ЗИЛ), солдатами прозванная «Машкой» ждала нас в зоне на КПП. Это её вчера ротный вынужден был оставить в зоне. «Машка» была нашей тяжёлой артиллерией. Имея мощный насос и пушку-брансбойт установленную на кабине, она способна была забрасывать струю смеси до 50 метров почти на все здания станции.

Как обычно, заправившись раствором, рота направилась к реактору. Предстояло обработать территорию вокруг асфальтно-битумного цеха. Преодолев на повышенной скорости участок дороги с высоким уровнем радиации, мы прибыли в заданный квадрат. Дозиметр ВПХРР-3В показывал 1-3 рентгена. Экипажи быстро развернулись, и, выработав содержимое цистерн, присоединялись к колонне. Пора возвращаться в г. Чернобыль за очередной порцией раствора. Цистерны, даже освободившись от кипятка, источали жар. Солнце нещадно палило. Ветерок не спасал. В кабинах автомобилей мы чувствовали себя как в сауне. К полудню рота, заправившись раствором, снова вернулась в зону, продолжив обработку территории асфальтно-битумного цеха. Солнце стояло в зените. Вокруг блестели лужицы расплавленного битума. Он налипал комьями на обувь, пожарные рукава и шины. После обеда рота сделала ещё два рейса.

План был перевыполнен. Несколько экипажей успели обработать также территорию вдоль соснового бора. Ближе к нему уровни радиации начали расти – местами превышали 10 рентген. Мы вплотную приблизились к полосе максимальных уровней радиации, образованной радиоактивными осадками, принесёнными с реактора в ночь катастрофы ветром. Эта полоса местности с повышенной радиацией расширялась, удаляясь от реактора в сторону г. Припять затем прошлась через Беларусь, Прибалтику и повысила радиационный фон в Скандинавии и северной Атлантике. Некоторые экипажи уже поредели, но на скорость и качество работы это не повлияло. Опыт, взаимозаменяемость, взаимовыручка плюс стремление пораньше занять очередь на КПП для рутинной и утомительной дезактивации. Но процедура дезактивации не только затянулась, но и вынудила нас оставит уже несколько (2 или 3) машин в зоне. Люди тоже излучали высокие уровни радиации, невзирая на интенсивную дезактивацию. В кабине нашего экипажа уровень радиации стойко держался на отметке 180 миллирентген. Всё дело в загрязнённом битуме, который налип на нашу обувь. Он застыл и не смывался. Необходима была тщательная механическая очистка при нормальном освещении. Рассадив экипажи «брошенных» машин на те, которые были почище, рота вернулась в лагерь уже после отбоя.

Нас ждал остывший ужин. Рота укладывалась на отдых, сдав на проверку свои дозиметры. Наши ряды снова поредели. 25 рентген преодолели ещё несколько человек. Мой дозиметр впервые показал дозу облучения –14 рентген. Зря я беспокоился, что мой ИД -11 неисправен. Выдал результат и мой второй контрольный дозиметр, который я носил в обуви. Он показывал 15 рентген. Водители пока все оставались в строю. Они больше всего вызывали сочувствие так, как это были 18-20 летние солдаты-срочники. Рота пока сохраняла боеготовность.
Ополоснувшись в умывальнике, я добрался до офицерской палатки и снял свои «радиоактивные» ботинки. Поставил их в угол подальше от спящих. Всё спать, завтра почищу их от битума, успел подумать я и погрузился в царство морфея.

21.05.1986 год. День десятый. С подъёма, приведя себя в порядок, я тут же у умывальника, приступил к очистке ботинок от битума. Потратив почти час, я помощью битого стекла, достиг невероятного — теперь мои ботинки излучали чуть больше фонового уровня. От остальных солдат мы потребовали таких же результатов. А то, что радиоактивные очистки находились рядом с умывальником уже мало кого беспокоило. Чувство опасности притупилось. Мы понимали, что такая обувь подлежала утилизации, но заменить её пока было нечем. Командир роты задерживался в штабе бригады.

Позавтракав, все ждали построения для получения задачи. Выяснилось, что с нами в зону поедут журналисты с телевидения. Вести роту он поручил снова мне и ещё одному взводному. Мы старались пред камерой вести себя непринуждённо, но получалось, наверное, не лучше чем у знаменитых украинских комиков «кроликов».

По дороге в г. Чернобыль мы вернули в строй брошенные на дозиметрическом посту машины. Заправились раствором и, рассадив по машинам телевизионщиков, двинулись привычным маршрутом: «Сельхозтехника» — поворот направо перед, жужжащим как улей, аэродромом — через несколько километров с. Лелев — объекты промзоны вокруг реактора. Нам предстояло работать на границе с полосой высоких уровней загрязнения на опушке соснового лесочка. По дороге, то вырываясь вперёд, то отставая, металась пожарная машина с оператором. Он, высунувшись наполовину из кабины, искал объективом камеры привлекательные сюжеты. Потом мы узнали, что это были первые телевизионщики получившие пропуск к реактору.

Прибавив газу на опасном участке дороги, мы прибыли в заданный район. Имея на руках дозиметр (ВПХРР-3В), я начал разведку радиационной обстановки. Уровни радиации были в несколько раз выше, чем в 100 -500 м, где мы работали ранее. Видимо, где-то рядом валяется какой-то радиоактивный элемент с реактора, предположил я, и двинулся вдоль опушки леса в направлении возвышающегося над сооружениями 4 энергоблока. Через десяток шагов стрелка индикатора подскочила до отметки 50 рентген. По инерции я сделал ещё несколько шагов — стрелка зашкалила. Я переключил в диапазон, где уровни радиации измерялись сотнями рентген. Стрелка замерла на уровне 135 рентген. Каждая минута пребывания в такой зоне увеличивала бы дозу облучения на 2,25 рентгена. 600 рентген является смертельной дозой облучения. 4,5 часа пребывания в зоне с таким уровнем радиации привели бы к гибели в страшных муках. Опасно, очень опасно. Я повернул назад и ускорил шаг — стрелка поползла назад. Через полсотни метров стрелка дозиметра колебалась у отметки в 20 рентген.

Определив опытным путём район с уровнем радиации в пределах 10—20 рентген, мы с командиром взвода распределили экипажи по участкам. Время на работу ограничили 15 минутами. Пожарные насосы работали на полную мощность, все действия осуществлялись буквально бегом. Вызывало беспокойство отсутствие одной машины, видимо где-то поломалась по дороге. Радиосвязи между машинами у нас не было. Журналистов мы решили не пугать, сообщив, что здесь не более 5 рентген. Они снимали всё вокруг, рвались к реактору. Но малейшая задержка могла обойтись нам очень дорого. Мы в течении 15 минут свернулись и выдвинулись обратно. На обратном пути пропавший экипаж не обнаружился. Он присоединился к нам в «Сельхозтехнике». Выяснилось, что в пути мотор машины забарахлил. Быстро устранив поломку, они всё же не сумели догнать колонну. В нарушение инструкции, они самостоятельно обработали участок в районе соснового бора. Боялись, что смесь застынет в узлах насосов и выведет их из строя. Журналисты в следующий рейс с нами не поехали. За день мы совершили четыре рейса.

Оставив на посту дозиметрического контроля несколько машин, мы впервые за последние дни вернулись в лагерь до наступления сумерек. Дозиметры показали превышение 25 рентген у большинства личного состава роты. Особенно пострадал отставший экипаж. Опасения оправдались – они обрабатывали участок с высокими уровнями радиации. Дозы были значительными. У пожарных, работающих вне кабины – у одного за 40,а у другого под 60. У водителя 38 рентген. С утра этот экипаж первыми отправили в Киевский военный госпиталь. Как сложилась их судьба мне неизвестно. Мой дозиметр показал 29 рентген, а контрольный 32. Определилась закономерность, чем ближе к поверхности загрязнённой радионуклидами земли, тем сильнее воздействие радиации. Тело ломила усталость, болела голова. День выдался неимоверно жарким. Это был мой последний выезд в зону, как и для большинства моих подчинённых. Позже выяснилось, что мы обрабатывали опушку рощи, которая в последующем высохла от высокого уровня радиации и получила название «Рыжий лес».

22.05.1986 – 25.05.1986 года. День одиннадцатый — четырнадцатый.

Уже утром 22.05.86 года отснятые журналистами кадры были показаны по союзному телевидению в выпуске новостей. Солдаты и офицеры были довольны. Сюжет многократно повторили на протяжении нескольких дней. Моё краткое интервью увидели земляки и сообщили матери — где пребывает её сын.

Оставшиеся дни до реабилитации в Киевском окружном военном госпитале остались в памяти в виде отдельных эпизодов. Прибыло первое пополнение вместо выбывших из строя солдат. Мы помогали новичкам освоится. Оба командира взводов к 25 мая тоже получили дозы облучения, превышающие 25 рентген. Они ожидали замены. В зону дорога была заказана. Из офицеров только командир роты мог вести подчинённых в зону.

Появилось немного свободного времени. В газете «Красная звезда», я наткнулся на заметку о себе. Написал её некий полковник со штаба армии. Оказывается, он присутствовал в кабинете майора Павлюка в тот вечер, когда я получил приказ об отправке в Чернобыль. Его поразила моя беспрекословность. Этот эпизод и лёг в основу заметки.

25 мая я и оба взводных офицера 137 отдельной пожарной роты были отправлены в госпиталь. Разместили нас в одной палате. Мне ещё трижды в течении полугода пришлось ложиться в госпиталь для восстановления здоровья. Потом лечение в военно-медицинской академии в г. Ленинграде (Санкт-Летербурге), Центральном военном госпитале им. Мандрыка в г. Москве и многих других лечебных заведениях. В мае 1987г. был награждён медалью «За боевые заслуги». Молодой организм выстоял, но уже в 1995 году состояние здоровья не позволило продолжить службу. Получив досрочно воинское звание подполковник, мне пришлось отказаться от успешной военной карьеры.

С 1998 года меня поглотила общественн-политическая деятельность. Будучи председателем Чугуевской городской общественной организации «Союз Чернобыль Украины» на благотворительные пожертвования удалось организовать установку у «Храма Иконы божьей матери всех скорбящих, Радость» к 15 годовщине катастрофы «Памятный крест». Спустя полгода там же была открыта мемориальная плита. В 2012 году на граните нашли своё место около 180 имён, ушедших из жизни, «чернобыльцев». Средний возраст умерших не превышает 50 лет. Местным иконописцем была написана копия иконы «Чернобыльский спас» и передана в храм. Но это уже совсем другая история.

В настоящее время на праздный вопрос любопытных: «Как дела?» с оптимизмом отвечаю: «ЖИВ и на СВОБОДЕ!», Воспитываю младшенькую дочь, наслаждаюсь общением с внуком, строю планы на будущее, радуюсь каждому прожитому дню, каждой встрече с чернобыльцами.

Полковник запаса, Шумченко Юрий Владимирович,
Проживаю по адресу: Харьковская обл., г. Чугуев,
ул. Будённого, дом 28.
елеф. 0992240873, 0994410771
Эл.почта: shum.ua@yaandex.ua
08 февраля 2013 г.

1 комментарий:

  1. Случайно наткнулся на электронную версию Чугуевской районной газеты. В статье от 18 октября 2014г. агитируя за кандидата в депутаты ВР Ю.В. Шумченко заявляет о себе "Я спецназiвець" и при этом демонстрирует Памятну вiдзнаку МВС України "20 рокiв Чорнобильської катастрофи" которая выдавалась с удостоверением за подписью министра внутренних дел Украины Ю.Луценка. Знаю, что многие ребята, в 1986г. работали в 30-км зоне отчуждения будучи работниками МВС (а не армейскими замполитами), но такого знака МВС не получили, и навряд ли когда-либо его получат.

    ОтветитьУдалить